Интервью с Джорджем Кервински
Часть 3
— Джордж, теперь несколько серьезных вопросов, связанных с твоей работой.
Как, по-твоему, должны вести себя фаны? Что им позволено делать на концертах Криса, а что нет?
— Вообще говоря, я не мыслю такими категориями. Я хочу сказать, вот они приходят посмотреть наше шоу. Многие из них более фанатичны, чем остальные, и они хотят увидеть или подобраться к артисту как можно ближе. Если они просто получают удовольствие от концерта... Ну т.е. в Германии или в других подобных странах, где мы играли, они встают с мест и бегут к переднему краю сцены, или же Крис призывает их подойти ближе. И это было отличием от России, где люди оставались в своих креслах – даже если они и аплодировали, то этим и ограничивалось. И это порой доставляло сложности, так как местные власти всегда беспокоились, как бы не возникли беспорядки. Но беспорядков не было.
Единственная вещь, которую я не люблю – это если после концерта фаны становятся чересчур напористы, если они пытаются хитростью пробиться за кулисы. Или являются вдруг с какими-то глупыми предлогами, типа “Я встречал Криса 10 лет назад, у меня есть фото с ним, и я уверен, что он меня помнит, а я просто хочу поприветствовать его...”. Я хочу сказать, независимо от того, Крис Норман это или кто другой – не приходите за кулисы и не донимайте людей в то время, пока мы работаем, пытаясь поздороваться с ними и т.п. На самом деле, когда большинство артистов покидают концертный зал, то на пути к своему транспорту, если фаны там терпеливо ждут – они получат то, что хотят. Они могут сделать фото, могут получить автограф. Мне только не нравится, когда они становятся нахальными, расталкивают других людей со своего пути и считают себя важнее остальных.
Они должны просто сохранять спокойствие, и если им сказали, что артист всё подпишет, то они должны дожидаться снаружи – он подпишет на пути к своей машине. Если мы говорим им такое, значит так оно и будет. Они должны просто верить этому и терпеливо ждать, и тогда они получат то, что хотят. Но чем более взвинченными они становятся и пытаются обойти это, тем меньше у них шансов на то, что они в действительности попадут к артисту.
— И они не должны быть назойливыми, не должны приходить в отель?..
— Это явление уменьшилось с годами. В первые годы в России мы постоянно удивлялись, как люди узнают – ведь в больших городах так много отелей – как они узнают, что Крис Норман остановился именно в этом отеле? Но потом мы быстро поняли, что кто угодно может просто позвонить в любой отель и спросить там мистера Нормана, и если Крис находится там, то человеку могут ответить – да, он здесь, и могут даже соединить с его номером. Поэтому мы стали предупреждать их заранее – и это одна из вещей, которым мы должны были научиться здесь. Мы должны были обеспечить, чтобы с ресепшена нам не звонили, если кто-то звонит им и желает поговорить с артистом. Они могут перевести звонок на мой номер, но никак не на самого артиста.
И другая вещь состоит в том, что если эти люди приходят в отель, если даже они знают, где остановился артист, то мы, в конечном итоге, будем готовы пообщаться с ними или сфотографироваться и т.п. Скажем, после концерта артист возвращается в отель. Он идет в бар или ресторан, он садится и, прежде всего, хочет чего-нибудь поесть или поговорить с музыкантами группы. И когда люди врываются и принуждают артиста к общению – ему это явно не понравится. Просто не торопитесь, дайте ему сперва поужинать, закончить с едой, не беспокойте его, пока он ест: “Можно с вами сфотографироваться, можно ваш автограф?” Это такие вещи, которые я не люблю. Я имею в виду, что это личное ощущение, чувство такта, которое должно присутствовать у каждого – понимать, когда наступает правильный момент для действия, знаете ли.
— В первые годы твоих гастролей с Крисом, многие из нас могли видеть и даже ощущать на себе :), что ты был очень строгим и жестким человеком. Мне кажется, в последние годы ты изменился и стал гораздо мягче. В этой связи, как ты полагаешь, должен ли тур-менеджер, быть жестким и строгим, чтобы всё шло хорошо?
— Вообще говоря, моя работа состоит не только в том, чтобы делать всё, что нужно для артиста, но также в том, чтобы ограждать его от внешних воздействий. Это всегда было частью работы. Мы были очень строги с этим в Германии в зоне за кулисами, даже с людьми из прессы. Мы не подпускали большинство людей близко к артисту как только могли. И тогда я не делал различий, кто это был – журналист, поклонник или... Мы просто содержали зону за кулисами свободной от посторонних. Чего бы люди не хотели от артиста – всегда будет время, когда это можно будет устроить. И я, на самом деле, не помню, не знаю “мягкого” тур-менеджмента. Моя проблема в том, что я немного вспыльчив, и когда возникает какая-то проблема, то я становлюсь громким, и люди очень этого пугаются – я сам это знаю. Сейчас я стал намного спокойнее, стал гораздо более человечнее, так сказать :). Но я хочу сказать, что ты вынужден быть жестким. И необязательно с фанами, ты также вынужден порой настаивать на своём с локальными промоутерами, иначе они трактуют это неверно. Ты вынужден быть строгим и иногда действительно проявлять характер. Чем более ты дружелюбен, тем больше вольностей они себе позволяют.
— Особенно здесь, в России.
— Да. Они думают, что раз ты дружески к ним относишься, то они могут получить от тебя что угодно. Они просят о самых нелепых вещах. Они могут даже пойти и постучать в дверь к Крису Норману, в дверь к артисту, потому что думают: “Ах, он такой дружелюбный, я уверен, что он не будет против”. Или могут позвонить ему или приглашать его выйти, или... Они становятся очень назойливыми. Ведь пока мы путешествуем в туре, у нас есть определённый режим. А они всегда хотят самого лучшего для нас и для себя – хотят отвезти нас куда-либо в город и показать гостеприимство, и всё такое. Но вы не вправе ожидать этого от артиста в каждом городе, особенно после концерта. Потому что мы находимся не в туристической поездке, чтобы нас развлекали. Мы приезжаем, чтобы самим развлекать на концерте, а затем мы снова отправляемся в путь. Так что ты вынужден держать всё это немного в строгости. Кроме того, будучи родом из Германии, я был очень германским в своих методах работы (смеется).
— Чем бы еще ты хотел заниматься в жизни? Возможно не в музыкальном бизнесе? Кем бы ты мог стать, если бы не был в этом бизнесе?
— Футболистом. Если бы я не оказался в музыкальном бизнесе, то я бы хотел стать профессиональным футболистом. Я ведь играл за юношескую команду “Бавария” (Мюнхен) в течение 6 лет. Когда мне было 17 лет, я познакомился с Беккенбауэром, Шварценбеком и вратарем Майером. Мы все были примерно одного возраста, и я играл с ними два года в юношеской команде.
— Как тебе удалось попасть туда?
— После того, как я оставил детский дом, я вернулся жить обратно к моей матери. И когда мне исполнилось 15 лет, я стал членом клуба “Бавария” (Мюнхен). Я играл за команду “Б”, за юношескую команду. Я был лучшим бомбардиром команды. В то время я постоянно тренировал свою левую ногу, так как на самом деле я “правоногий”. Затем я стал одинаково хорошо играть обеими ногами, и меня поставили на левый фланг. Хотя я мог бы также играть и на правом краю, но в юношеской команде, где я играл с Беккенбауэром, он играл на правом фланге, он был вингером. Потом у него случилась травма колена, и после неё он стал играть полузащитника, а с годами – защитника. Когда мы были в одном с ним возрасте, мне предложили контракт – в то время еще пока полупрофессиональный, полулюбительский, но ты уже мог получать по нему немного денег, в то время больших денег там вообще не было. Так что мне предложили контракт в одно время с Беккенбауэром, Шварценбеком и Зеппом Майером. Но так как мне не было еще 18 лет, я не мог подписать контракт – моя мать должна была это сделать. А она не подписала. И поэтому они все стали профессионалами, а я нет.
— Но почему же твоя мать не подписала контракт?
— Потому что в те времена денег в футболе еще не было. Она пожелала, чтобы я пошел работать на завод, что я сделал. Я работал на Siemens, ходил на тренировки в “Баварию” дважды в неделю, и играл матчи по выходным. Но мать просто не захотела, чтобы я стал полупрофессионалом и т.п., она считала, что это будет отнимать слишком много времени. Ведь она также жила на те деньги, что я зарабатывал, я должен был отдавать ей часть денег. Поэтому она и не подписала, ей это было неинтересно. Но если бы это происходило в наши дни, когда молодые люди вместе с заключением контрактов уже получают большие деньги – только за подписание, если бы ситуация с деньгами была бы как сегодня, то моя мать, наверное, была бы первой в очереди за контрактами :).
Затем, в Англии, когда я содержал ресторан, я также играл в местной лиге – Эссекс-лиге. Я был самый старший в команде, мне тогда было 36 лет. Защитнику, располагавшемуся на поле за мной, было вдвое меньше, 18. Мне было 36, и я по-прежнему играл левого крайнего нападающего.
— Что такое Эссекс-лига?
— Это любительская лига, может быть 4-й или 5-й дивизион, или вроде того. Я ходил на тренировки дважды в неделю, а по выходным мы играли. И я всё ещё был самым быстрым в команде, несмотря на свои 36 лет. Играть в английском футболе – там, где он зародился – для меня это было как... Просто сам факт, что я там играю. У меня есть одна вещь... В Эссекс-лиге мы дошли до финала кубка, в своем раунде. Мы проиграли финал 1-0, но все равно каждый получил черную деревянную штуку от Британской футбольной ассоциации с надписью, говорящей, что мы там были.
Но больше всего я горжусь другой вещью... Причем, я не знал, что так в итоге произойдет, и что они так поступают в Англии... Перед каждой игрой наш капитан – который был немного моложе меня, он был школьным учителем – всегда предупреждал арбитра о том, что я не англичанин и не говорю по-английски. Вообще, я говорил довольно неплохо, но не так как сейчас. Итак, они всегда говорили судье, что если я не реагирую, когда он называет мой номер или что еще, то это потому что я не знаю язык. Это было обычным делом перед каждой игрой. И как-то раз была игра, где голкипер соперника... Я получил пас, затем обыграл всю защиту и был уже рядом с вратарем, когда он дернул меня за ногу, причем это было два раза! Но оба раза судья не дал пенальти. И когда голкипер сделал это во второй раз, то я принялся бранить его на английском: “Ах ты, ***** ***!” :))) Внезапно для судьи я обнаружил знание языка, причем нёс всё, что знал... (смеется) И поэтому – т.к. рефери думал, что я не говорю – я получил желтую карточку! Но это было нормально – я получил желтую карточку за использование нецензурной брани. Но вот о чем я не догадывался – 2 недели спустя я получил по почте штраф, ну, типа как за неправильную парковку. Я должен был заплатить 15 фунтов штрафа за желтую карточку. Да!... У меня до сих пор хранится этот документ. Я очень горд за Британскую футбольную Ассоциацию, за желтую карточку – она стоила мне денег, словно парковочный билет в Англии... (смеется)
— То есть лига была любительская, но штрафы были настоящие? :)
— Да, это я и имею в виду... Эти английские правила – строгие правила, да.
— Были ли у тебя какие-то официальные отношения с клубом “Бавария”?
— Я был членом клуба, пока играл в футбол за клуб. И как член, я должен был платить взносы каждые 3 месяца, каждый квартал. У меня было членское удостоверение “Баварии”, такая открывающаяся маленькая книжечка. И каждые 3 месяца я должен был покупать марку и вклеивать внутрь. Это позволяло мне бесплатно ходить на игры мюнхенской “Баварии”, это был мой пропуск.
— Итак, всю свою жизнь ты являешься большим болельщиком “Баварии”...
— Да. Но я стал болельщиком этого клуба опять же по случайности. Потому что в то время когда я был юношей, когда я играл за команду “Бавария”, в Мюнхене существовала еще одна команда – “Мюнхен 1860”. Они были успешнее “Баварии”. Когда была образована Бундеслига, “Баварии” там не было, там были только топ-команды. Были подсчитаны все чемпионства, и лучшие 16 команд вошли в Бундеслигу. Тогда же создали первый и второй дивизионы. “Бавария” оказалась во втором. И однажды моя приятель взял меня на футбольный стадион – на мой первый футбольный матч, который я смотрел вживую. “Бавария” играла товарищеский матч с кем-то, я не помню. Если бы это оказался “Мюнхен 1860”, то я бы, наверное, стал болельщиком этого клуба, и, возможно, вступил бы в этот клуб, я не знаю :). Так что это произошло только потому, что кто-то взял меня с собой, и этот кто-то оказался болельщиком “Баварии”. Будучи подростком, ты перенимаешь то, что нравится твоим друзьям. Так что, на самом деле, это было чистой случайностью.
А еще, это также произошло в те времена... Помните, в конце 50-х случилась ужасная авиакатастрофа в Мюнхене, в которой погибла половина команды “Манчестер Юнайтед”. Но многим людям в том самолете удалось выжить, как, например, Бобби Чарльтону. И вот, каждый год, в день этой катастрофы в Мюнхене проводилась благотворительная игра. В такие дни игроки клубов “Мюнхен 1860” и “Бавария” объединялись в одну команду – “Мюнхен”. И играли против “Манчестер Юнайтед”. А затем все деньги от игры шли семьям тех людей, что пострадали в катастрофе.
— Но в настоящее время ты, вероятно, счастлив как никогда – из-за прошедшего сезона, когда “Бавария” выиграла все возможные трофеи, включая Лигу Чемпионов? (вопрос задавался в 2013г.)
— Да. Но не скажу, что я счастлив как никогда. Странно, но чем старше ты становишься... Не то, чтобы я потерял интерес к футболу, но я уже не столь фанатичен. Я был таким, как, например, Джефф до сих пор, возможно потому что он просто немного моложе меня. Если я знаю результат игры “Ливерпуля” и сообщу ему... :) У нас порой случались ссоры из-за этого, потому что он не хочет знать результаты заранее. Когда идет футбольный сезон в Англии, а мы работаем, то он записывает все игры и смотрит их по возвращении домой. Раньше я тоже делал подобное, фанатично. И очень сердился, если кто-нибудь говорил мне результат. Теперь я отношусь к этому спокойнее. Но прошедший сезон был, конечно же, чем-то особенным – имею в виду этот “трипл” (победу в трех турнирах). И я тоже был на Мариенплатц, когда команда стояла на балконе и праздновала победу со всеми фанами. Я бывал там пару раз до этого, когда они выигрывали чемпионства, потому что это не так далеко от моего дома. Я еду туда на велосипеде, оставляю его где-нибудь и просто прогуливаюсь немного вокруг, смотрю на команду на балконе и затем еду обратно домой. Так что раньше я относился к футболу и “Баварии” гораздо более фанатично.
Как бы то ни было. Итак, если бы я не остался в музыкальном бизнесе, то мне бы очень хотелось стать профессиональным футболистом. Но в то время я был не в том положении, чтобы выбирать, чем мне заниматься, знаете ли. Поэтому я начал работать на заводе Siemens. На тот момент, если бы у меня была возможность выбора, я всегда хотел стать или журналистом, или фотографом, или футболистом. Но с фотографом было сложно, потому что у меня не было камеры (смеется). Мы, в действительности, были слишком бедны, чтобы иметь камеру, ну или хотя бы карманный фотоаппарат. Журналист? Мне нравилось... В то время я писал стихи, просто для себя, писал какие-то вещи. Я их тебе показывал когда-нибудь? У меня есть текст для песни, что я написал, кое-какие рифмы. Когда я показал это Джеффу, он захотел положить это на музыку.
— Ты написал их в наши дни?
— Нет-нет, это было в 70-е или раньше. Я просто записывал то, что приходило мне в голову, просто так. А еще, также в 70-е, работая в “Mama Concerts”, мы с приятелем какое-то время были менеджерами одной германской группы под названием Wheels, это была рок-группа. Они записали альбом, и на нем было 2 песни, к которым я написал тексты. Мы нашли эту группу, и она нам понравилась. Они назывались Wheels On Fire, по названию песни Боба Дилана. Мы решили сократить это, убрали “on fire” и назвали их просто Wheels. И, поскольку мы были связаны с “Mama Concerts”, мы ставили их в качестве группы поддержки в европейские туры. Они играли на разогреве у Uriah Heep, Meat Loaf, Manfred Mann Earth Band. И они сделали этот альбом. Мы провели 3 недели в Берлине, записывая его в студии. У них была музыка к каким-то песням, и к некоторым совсем не было текстов, поэтому к двум песням я написал слова. Но они так долго занимались заключением контракта на его выпуск, что в итоге альбом вышел в свет лишь спустя 2 года после его записи. Но к тому времени у меня уже появились проблемы с этой группой, я с ними поссорился, и они убрали моё имя из альбома. У меня есть дома этот диск, это мои песни – у меня сохранилась еще книжечка, в которую я писал эти тексты. А они даже не упомянули мое имя на альбоме, когда он вышел... Ну и ладно, пустяки.
Вот это то, чем бы я хотел заниматься вне музыки.
— А, кстати, когда ты так хорошо научился английскому?
— Когда я был молод, мой английский был не так хорош. На самом деле, большую часть знания языка я получил из пластинок :), когда был диск-жокеем в 60-е. И, кроме того, пока я был в детском доме, мне посчастливилось в течение двух лет быть там единственным, кому было позволено посещать некоторые занятия в более высшей школе, среди которых были уроки английского – ни у кого их больше не было. Помимо этого у меня там были еще уроки машинописи и стенографии. Так что два года мне преподавали основы английского языка. Но все же большую часть я выучил из пластинок. Я до сих пор помню, что были какие-то слова, которые я впервые услышал в песнях, и которые я считал одним словом, потому что они так их пели или произносили – например, “nobody else” или “anybody else”. Это два слова, но я всегда думал, что одно, как и не понимал, что это значит :). Я просто “снимал” слова по их звучанию. Так что я многому научился, пока крутил записи в качестве диск-жокея.
Затем я вынужден был пойти в армию. Пока я был в армии, я ездил с визитами в Англию в свои летние отпуска, и встретил там мою жену Линн. После того, как я уволился из армии, я покинул Мюнхен, чтобы отправиться в Лондон и работать там диск-жокеем. Мой английский в те времена был не очень хорош. Мне было всегда немного завидно, когда люди рядом бегло разговаривали. Я не мог понять большую часть из того, что они говорили. И я не мог поддержать разговор, потому что у меня не хватало словарного запаса. Так что это было просто обучение на собственном опыте, пока я жил в Англии в течение двух лет, в тот приезд. Там-то я и стал это схватывать.
— Каковы твои личные вкусы, хобби? Как ты проводишь свободное время?
— Читая автобиографии сегодняшних музыкантов, артистов. Сейчас я читаю книгу Пита Тауншенда. Мне дал её Джефф, мы постоянно обмениваемся книгами-автобиографиями. Так, я прочитал книги Маккартни, Кита Ричардса, и много еще кого. Я сейчас много читаю, чтобы узнать больше о тех людях, о которых я уже знал, обо всех подробностях и т.д. И я по-прежнему проигрываю музыку, слушаю музыку у себя дома. Раньше я также увлекался коллекционированием музыкальных видеозаписей, записей с ТВ, но я прекратил это. Свой первый видеомагнитофон я купил, по-моему, в 1978 году. В то время существовало 2 формата – VHS и Betamax. И я выбрал Betamax, потому что их кассеты были меньшего размера. Больше никаких причин для этого выбора не было, просто они были более практичны. Но затем, в итоге, продолжил существование лишь формат VHS, а Betamax сошел. У меня до сих пор стоят коробки, полные, в основном, музыкальных программ, которые я записывал. В то время музыкальные программы для молодежи на ТВ стали модными. Записывалось множество живой музыки, начиналось делаться видео к песням. Подобного не было раньше.
Так что, все мои хобби связаны с коллекционированием, с музыкой.
— И у тебя всё еще есть плеер для кассет Betamax?
— Да, у меня дома по-прежнему стоит мой плеер Sony Betamax. Я чинил его, и он все еще работает. Вообще говоря, что я должен сделать однажды... теперь ведь можно всё профессионально перенести... Я должен отнести свои записи куда-то, чтобы они их оцифровали.
— Некоторое время назад на нашем сайте выкладывались переведенные на русский язык главы из твоей до сих пор неопубликованной книги... (>>>)
— Да, это печаталось в свое время в немецком журнале “Suddeutsche Zeitung”. Он выходит раз в неделю. И там были некоторые истории о Лайзе Минелли, Фрэнке Синатре, Брюсе Спрингстине, Джексоне и других.
Здесь есть все мои тексты из этой книги ... (показывая в ноутбуке)... Эти истории здесь в том виде, как я их написал, а не в том, как это сделал мой приятель, журналист. Он это всё скомпилировал и придал этому немного надлежащий журнальный вид. Как много всего, как много текстов, ведь здесь вся книга... (показывая главы)... “Ранние годы”, “Начало Mama Concerts”, “Джексон 1988”, “Джексон 1992”, затем моя личная история. Когда я начал писать эту книгу, то её рабочее название было “Kerwinski, the Greek”. Потому что моя фамилия Кервински, и я, в действительности, грек... :)).
— “Kerwinski, the Greek”... Очень смешно :)))
— Да :)). А еще, когда я начал писать – в связи с тем, что я показывал это порой каким-то людям вокруг или журналистам, и чтобы быть уверенным в том, что мое имя нигде не всплывет – я взял себе имя... Я подцепил эту идею в туре – когда артисты останавливаются в отеле и регистрируются под псевдонимами. Так, мое имя было Джастин Кейс (Justin Case). Это, на самом деле, значит “just in case” (на всякий случай) :). Но если написать это как имя, то оно выглядит как Justin Case. Я использовал его, когда был в туре с Майклом Джексоном, где все номера в отелях были записаны на членов группы, на Майкла Джексона, и на мое имя. Я вычеркивал “Kerwinski” и вписывал “Justin Case”... (смеется)
...(листая главы книги)... Это о моих первых гастрольных опытах... О, я тебе показывал когда-либо это видео 1972 года с Леонардом Коэном? Я приобрел его 40 лет спустя! Это была моя первая работа вне Мюнхена – я был в небольшом туре с Леонардом Коэном. И затем вышел фильм под названием “Bird On A Wire”, так же называется одна из песен Коэна. Они снимали этот документальный фильм в 1972 году, и я в нем фигурирую – нахожусь в гримерке Леонарда Коэна, спорю у её дверей с охранником и полицейским. Дело было в том, что Коэн пожелал пригласить всех поклонников в свою гримерку, а люди из охраны были против. Я видел этот документальный фильм ранее, он шел в кинотеатрах в 1974 году, через 2 года после съемок. И там было больше фрагментов со мной – где я хожу по гримерной комнате, напеваю и т.д. Мне тогда было 27 лет. А сейчас, пару лет назад, они переиздали этот фильм, теперь он стал короче, но я там все еще есть :). Не всё снятое со мной осталось, в старой версии было больше. А DVD с этим фильмом можно найти в магазинах – “Bird On A Wire” Леонард Коэн.
... Это первые концерты, на которых я работал, смотри (показывая фото). Джефф Бек. И наш тогдашний стиль, как я был одет. Ботинки Frye, американские ботинки. Солнечные очки Ray Ban, голубые джинсы. Это были джинсы, джинсы, футболка и эти американские ботинки – таков был наш стиль в 70-х.
... Это всё ранние истории из 70-х. Мои первые опыты работы в туре, с проблемами в туре Джеффа Бека – когда однажды группа начала играть концерт слишком поздно. Когда они превысили разрешенное для концерта время, им попытались отключить электричество. Но были слишком напуганы, чтобы вытащить вилку из розетки... (смеется)
— Что это было?
— Это было где-то в Киле, в Германии. Жители окрестных домов позвонили домой пожарнику около полуночи, потому что шум от концерта был очень сильный. Он пришел к нам, одетый по форме. И мы показали ему розетку, мы сказали – смотри, вот это электропитание сцены. При этом мы притворялись, что это действительно было опасно, и что мы так боимся коснуться провода :). А пожарник то и дело смотрел на него. Потом он попёр на нас: “Вы должны немедленно прекратить концерт! Если вы сейчас это не остановите, то я выдерну эту вилку из розетки!” Я сказал: “Хорошо, вот она, вытаскивайте”, и затем мы ушли. Но он был слишком напуган, чтобы даже дотронуться до неё (смеется)... А мы доиграли концерт до конца :) ... Это всё давние “rock and tour” истории.
— Некоторое время назад твое имя несколько раз упоминалось в германских СМИ в связи с возросшим интересом к личности Майкла Джексона, после его кончины...
— Майкл Джексон – это такая обширная тема, так много историй... Я бы даже не знал, с чего начать.
— Да, это понятно. Но расскажи нам, может быть, про основные вехи этой истории.
— Что ж, впервые я встретил Майкла Джексона в 1974 году, еще в составе The Jackson Five.
— Ого!
— Я был тогда локальным промоутером в Мюнхене. А Jackson Five выступали в “Circus Crone” – этом легендарном месте, где играли и Битлз и Стоунз. И я помню, что пока они гастролировали, в каждом городе мы должны были находить им англоговорящего учителя, который бы приходил в отель заниматься с ними – они, фактически, проходили школьный курс, пока путешествовали. Я помню, как подбирал для этого комнату в отеле Мюнхена, где они пробыли 3 дня, и где вместе с учителем они должны были сидеть по несколько часов после обеда – всей семьей вместе с мальчиками – так сказать, посещать школу, пока путешествовали.
А следующая встреча была в 1988 году. Джексон уже выступал сольно, и это был его первый тур по Европе – “Bad Tour”, после выхода альбома “Bad”. Тогда-то я впервые познакомился с ним лично. И, я думаю, этот самый первый тур Майкла Джексона останется для меня самым лучшим и самым любимым туром за все времена, за всю мою карьеру. Майкл был настолько открытым для каждого. И все эти истории о нем – про то, что он был слишком застенчив с людьми, или не желал ни к чему и ни к кому прикасаться и т.п. – это всё сплошная чушь. Он был очень близок к фанам, он обнимал фанов, он пожимал руки. У него даже была собственная съемочная группа, которая всегда была при нём, пока он путешествовал, и которая снимала фанов, дежурящих возле отеля. И если среди них обнаруживались лица, которые ездили за туром долгое время, то охранники выбирали их из толпы, доставляли к нему в комнату, в его номер люкс. Там он им всё подписывал и общался с ними.
Другая специальная фишка практиковалась во время первых двух туров, “Bad” и “Dangerous”. В зрительном зале перед звуковым пультом делалось 50 пронумерованных мест. Все, кто получал билеты на эти места – это были официанты, горничные, уборщицы, прислуга и т.п. – все работники низшего звена из отелей, которые обслуживали Джексона и его людей. Им давали лучшие места. А если такие билеты оставались, и их давали мне или моему боссу, промоутеру для каких-то важных людей и т.д. – то они сидели позади этих рабочих, сидевших впереди. Все, кто получал такой специальный билет, должны были быть в отеле за 2 часа до начала шоу. Здесь их забирал специально выделенный охранник, сажал в автобус, провожал сквозь массы народа на стадионе и усаживал на места. А после концерта их снова забирали, чтобы вывести со стадиона отдельно от остальной толпы и привозили обратно в отель. Я хочу сказать, насколько это было организованно, и насколько открыто и дружественно.
Но затем, с годами, всё это сошло на нет. Я видел, можно сказать, закат всего этого. И, в значительной степени, это было связано с людьми в окружении Майкла Джексона, с его менеджментом и “советчиками”. Произошло так много перемен, и, на самом деле, это грустная история. Но одним из лучших туров, в которых я когда-либо работал, для меня останется тур “Bad” 1988 года. С самого его начала я был очень близок к Джексону, я был буквально вброшен во всё это. Я встретил Майкла спустя 10 минут после приземления его самолета в Берлине. Меня доставили на борт самолета и представили ему: “Это Джордж, он будет с тобой в германском туре”. Я был назначен лишь для тура по Германии, так как “Mama Concerts” делала только германскую часть тура. Но затем я приобрел такую популярность среди клана Джексона, что они взяли меня и дальше в Европу. И так получилось, что я работал на всех европейских турах Майкла Джексона.
следующая часть >>>
* * *
Запись и обработка интервью – Ilmir (www.chris-norman.ru).
Огромная благодарность Джорджу Кервински за предоставленные фотографии.
Copyright © 2014 www.chris-norman.ru
Перепечатка материалов в целом или частичном виде может осуществляться лишь с разрешения редакции сайта. Нарушители будут наказаны в соответствии с законом об авторском праве.