Это интервью было взято в дни российского тура Криса Нормана в апреле 2010 года.
Благодаря нескольким длительным переездам между городами, у нас было достаточно времени для обстоятельных разговоров, и Крис любезно и в подробностях ответил на множество моих и ваших вопросов. Я очень признателен ему за его дружелюбие, искренность и поддержку. Я также надеюсь, что вы и дальше будете присылать нам вопросы для Криса, для его будущих длительных поездок по России... :) Приятного вам чтения!

Ваш Stranger

— Крис, зная Вашу творческую натуру, можно легко предположить, что наверное Вы уже написали несколько новых песен со времени выхода последнего альбома…

— Да, у меня есть несколько песен, но не так много на самом деле. Поскольку я знаю, что не собираюсь делать следующий студийный альбом с новыми песнями в обозримом будущем, никто не требует этого от меня, знаете ли. Поэтому следующий альбом возможно будет альбомом каверов, который я начну записывать, как только решу некоторые проблемы со звукозаписывающей компанией. Это будут, вероятно, песни людей, которые мне нравятся, и я собираюсь сделать новые версии этих песен. Потому как это то, что по мнению фирмы звукозаписи будет продаваться в настоящий момент. Это непростое дело – новые записи, новые песни для любого в моем возрасте в наше время, потому что люди, которые покупают диски – большинство из них – уже другие. Есть конечно исключения, типа фанов или людей, которым нравится слушать новые студийные альбомы. Но большинство людей, которым 40 и более лет, они уже не идут и не покупают альбомы так же часто, как раньше, не идут и не покупают новые записи….

— Значит у Вас пока нет никаких стимулов для создания новых песен сейчас?

— Сейчас пока нет причин это делать. Хотя я написал несколько песен – пока просто так, и которые я попридержу на будущее. В некотором смысле это неплохо, потому что означает, что у меня вроде бы есть пара лет до того момента, как я должен буду думать о записи студийного альбома с новыми песнями. И это значит, что к тому времени у меня может быть накопится уже достаточно песен, знаете ли.

Но дело также в том, что теперь я записываюсь со своими детьми – я пишу песни для них. Поэтому много времени уходит на написание песен для детей, и я больше думаю о них, чем о себе. Я думаю о том, что они могут петь, каково их направление, так как это отличается от моего материала, это более роково. И это более современно – пение Сюзан (так что это девичий вокал) и рок-гитары – это хорошие вещи. В общем, теперь я больше пишу для них и с ними, знаете ли. У нас уже есть несколько песен – какие-то уже написаны, какие-то почти закончены. Но это всё главным образом для них.

Несколькими днями позже, в туровом автобусе, Крис дал всем возможность послушать демо-версии 2-х песен. Песни звучали действительно классно, с очень хорошим вокалом Сюзан и отличной игрой Майкла на гитаре и Стивена на ударных. Кроме того, как сказал Крис, на одном из треков он сыграл на бас-гитаре. Можно только пожелать удачи этому проекту!

— Что касается альбома кавер-версий, то когда он предположительно увидит свет?

— В настоящий момент альбом в подвешенном состоянии, из-за дискуссий с фирмой грамзаписи.

— Недавно Вы упомянули о посещении звукозаписывающей компании, это было по этому поводу?

— Да, это было поэтому. Знаете, это ведь была их идея. Эти звукозаписывающие компании в Германии и Скандинавии – они захотели поработать совместно, и придумали сделать что-то типа альбома каверов, это была их идея. Они сказали мне – многие люди уже сделали такие альбомы, а у вас этого не было, и мы думаем, что многие люди захотели бы услышать подобное. И я начал думать над выбором подходящих песен – таких, которые я не исполнял прежде. Это может быть хорошо, я бы сделал такое в любом случае.

— Значит, там не будет песен, которые Вы сейчас исполняете в концертах, таких как Sledgehammer, Summer of 69 и т.п.?

— Нет, потому что я уже давно исполняю их на сцене, знаете ли. Они уже есть на DVD и т.д. Здесь будет другое. И, видите ли, в любом случае, я хочу исполнить другие песни на этом альбоме.

— Это еще пока секрет, какие песни будут на этом диске?

— Ну, да, это секрет, главным образом потому, что я и сам пока не знаю этого… (смеется). Но у меня есть список, подобный этому (показывает), пока что там около 25-30 песен. Я имею в виду, что первоначально, когда фирма звукозаписи дала мне идею записи, у меня в списке было около сотни песен… Но теперь я убавил их количество до 30, и мне еще надо сократить этот список до 14 песен, так как это будет одинарный альбом.

— Возвращаясь к последнему альбому, на нем Вы успешно посотрудничали с Сэнди Стрмляном, современным композитором и продюсером из Гамбурга. Вы не планируете поработать с ним вновь?

— Не на этой записи. Я бы хотел поработать с ним снова. На самом деле, недавно он прислал мне сообщение, поскольку услышал, что я собираюсь скоро записывать новый альбом. Он узнал это от издательской компании, с которой мы работаем. И он написал мне, чтобы сказать, что с удовольствием присоединился бы к работе, если это возможно. Я позвонил ему и сказал, что на этот раз это будет работа по сути в ином ключе, здесь не требуется написание песен. Так что, было бы замечательно писать песни и работать вместе с ним, но я не буду делать это сейчас, на этом альбоме. Также возможно я поработаю с одним, весьма успешным, скандинавским продюсером.

Позднее, в июне, Крис сообщил, что запись данного альбома кавер-версий может не состояться, так как звукозаписывающая компания объявила об изменении своих планов. Так что, к сожалению, в настоящий момент ситуация остается неопределенной.

— Теперь давайте возвратимся ко временам “Kindness”.
        3 апреля исполнилось 40 лет со дня выхода в свет первого сингла Kindness на фирме RCA. Каково Ваше отношение к этим записям, нравятся ли они Вам? Не думали ли Вы исполнить какие-либо из этих песен вживую или перезаписать их вновь?

— Нет. Я имею в виду, они мне нравятся, всё о'кей, я не испытываю неприязни к этим песням, они хороши. Они мне нравятся такими как есть, как наши первые попытки начать делать записи. Но это были песни в несколько ином ключе. Я имею в виду, например, “Light Of Love”, которая была издана первой и была весьма типичной для своего времени. Я не представляю себе её исполнение сейчас. К тому же, знаете ли, она не была такой уж великой песней, просто хорошей и всё. Если бы это было замечательной песней, тогда бы стоило ее перезаписать, но это было не так. Я полагаю, она была песней своего времени.
      И мы записали “Lindy Lou”, которая была полной ерундой, это было ужасно. Никто даже не хотел иметь свое имя на этой песне, абсолютно никто. Даже мы (смеется).

“Lindy Lou” мы делали, когда мы были на Decca Records. Там был парень по имени Дик Роу, который на самом деле прославился тем, что в свое время отказал The Beatles. Брайан Эпстайн пришел к нему с демо-записями Битлз, а Дик Роу заявил: “Нет, время гитарных групп закончилось, теперь будет что-то новое”… Итак, в то время, когда мы работали в студии, он был кем-то вроде исполнительного продюсера. Он был немолодым человеком, не знаю, сколько ему было в то время, мне он казался старым в то время. Вероятно он был не старее, чем я теперь, а мне тогда было 20 или 21. Он уезжал на отдых, а вернулся назад с этой песней, песней на испанском. Эта была та самая “Oh Julie”, она была таким себе курортным хитом. И Дик подумал, что она может стать хитом и в Англии – поэтому захотел, чтобы мы её записали. А мы все ненавидели её – она не нравилась продюсеру, инженеры её не выносили, все её терпеть не могли – кроме Дика. И никто не хотел, чтобы его имя было потом на обложке – никто не хотел надписей типа “engineered by…” или “produced by…”. Все говорили: “Нет-нет, всё и так хорошо”. Потому что все они считали, что это было ужасно. Но, как бы то ни было…

Что еще? Мы записали “Let The Good Times Roll” – это было неплохо, это было о'кей. Мы записали “Make It Better” – это тоже было хорошо.

— Были ли какие-то записи, которые так и не были изданы?

— Когда мы только подписали контракт с RCA, мы записали песню под названием “And That Is Life”. Другая песня, записанная в это же время, называлась “Nodnol”, что есть “London” наоборот. Мы записали эти две песни, так что где-то должны быть их копии или демо, но я не знаю где.

— Что насчет песни “My Desire”, записанной под именем Fuzzy & the Barnetts? Вы помните, как происходила запись?

— О да, это был Ронни Сторм… или Рори Сторм – который из них? Один был Рори Сторм из Ливерпуля, а этот был Ронни Сторм из Уэйкфилда.

— Так Вы играли на Хаммонде на этой записи?

— Я играл на органе, это не был Хаммонд. Это был дешевый маленький орган. Но я сыграл на нем, да. И я так налажал… (смеется). Это было ужасно…

— Почему?

— Ну, я не был хорош в этом деле, знаете ли. Я немного лучше играю сейчас, но даже теперь я не стал бы этого делать.

— Почему же тогда Вы играли?

— Они попросили меня, они захотели, чтобы я это сделал, я не знаю… И, я думаю, мы также записали там несколько бэк-вокалов. Я не помню это достаточно хорошо, это было так давно… Я давно не слышал этой записи. Я полагаю, это довольно ужасная запись. А записывалась песня в очень маленькой, крошечной демо-студии. И мы тогда просто все встали там и сыграли. У Ронни в то время была своя группа. Но они не могли сделать это очень хорошо, поэтому он попросил нас, и мы сыграли. Это была наша юность…

— Теперь несколько вопросов об инструментах и сочинительстве.
        Ваша знаменитая гитара Jaydee – это та самая гитара с 1985 года или другая?

— Да, она у меня с 1985 года или около того. Я думаю, в то время мы все заимели гитары Jaydee. Алан [Силсон] приобрел пару гитар Jaydee, а я взял вот эту. Мне она понравилась, потому как по форме была похожа на Стратокастер, но при этом звучала больше как Гибсон. Она была хорошо сделана, мне понравилось, как она выглядит, и звучала она хорошо. И так я купил её, так как в то время я по большей части выступал вживую и играл на Гибсон Лес Пол, 55-й модели. Или иногда на Телекастере, или на Страте. Я думаю, я взял эту гитару, потому что Алан также приобрел такую, я не знаю… С тех пор я постоянно использовал её, более или менее. Бывали времена, когда я оставлял её дома и брал с собой что-либо иное, но я постоянно возвращался к ней, потому что она такая универсальная, на ней можно играть всё. И, в то же время, она простая – мне не надо ничего особого с ней делать, и звучит она хорошо.

— Вы чините её время от времени?

— Да, несколько раз её чинили, в ней появлялись щели, или что-то еще выходило из строя. Но её ремонтировали и всё становилось хорошо.

— Мы все желаем этому инструменту долгой жизни, потому как он стал теперь чем-то вроде Вашего символа!

— Да, я надеюсь, что с ним ничего плохого не случится. Это подобно тому, как Фрэнсис Росси всё время играет на одной и той же гитаре. Если вы посмотрите за Status Quo, то он постоянно играет на своем зеленоватом Телекастере. И на протяжении многих лет на всех фотографиях – он всегда с этой гитарой, он до сих пор её использует, это великая гитара.

— Между прочим, в эти дни Status Quo будет выступать в Москве…

— Они замечательная группа. Вы видели их? Здорово! Я обожаю Status Quo вживую.

— Вы встречались с ними или знаете их лично?

— Да. Сами они с юга Англии, а мы – с севера. Но впервые мы с ними встретились где-то в 1979-м. И с тех пор время от времени мы встречались с ними несколько раз. Когда я записывал видео для песни “Love Is A Battlefield”, то одной из танцовщиц в клипе была подружка Рика Парфитта. И он постоянно крутился рядом в своей машине, ожидая её. Тогда было холодно, и я просто садился к нему в машину в паузах между съемками. А затем я виделся с ними несколько раз в различных ситуациях. Когда я работал над альбомом “Different Shades”, Пип Уильямс, продюсировавший этот диск, также заканчивал и их альбом. И когда я приезжал в студию, они все еще были там, так что… Порой мы бывали заняты на одних и тех же фестивалях и т.д. Но я люблю смотреть на них. Обычно я не смотрю выступления групп, если мы тоже играем в этот день. Едва ли когда-нибудь я делал это. Но мне всегда нравится смотреть Status Quo – я иду и встаю у края сцены, наблюдая их выступление. Мне нравится это возбуждение, знаете ли. И звук, что они делают, великолепен. Я люблю их.

— Вопрос от фанов, кто хотел бы воспроизвести звучание Вашей гитары – как Вы подбираете звук электрогитары под определенные песни? Какие гитарные эффекты обычно используете?

— На самом деле, я не слишком часто пользуюсь эффектами. Чуть-чуть, но не много. А во время записи мне обычно не требуется это делать. Я не использую звукозаписывающие эффекты. Обычно я применяю их после, во время микширования, когда уже решаю нужны они или нет. А что касается звучания гитары – то тут всё довольно просто, знаете ли. Если вам нужно что-то вроде “густого”, “грязного” гитарного звука, то просто подключитесь прямо в усилитель, переключитесь в режим перегруза и подберите хороший тон. Также важно то, как вы подключены к микрофону, каков звук в студии. То же самое, если вам нужен “чистый” гитарный звук – вы делаете всё по-другому, изменяете тон, используете иные гитары, типа Стратокастера, у которой всегда такой характерный тонкий, чистый, ясный звук. А у Гибсона или у моего Jaydee звук более плотный. В случае с акустикой я просто использую ту акустическую гитару, которая хорошо звучит в комнате. Затем, вы должны использовать хороший микрофон, и расположить его в подходящем месте комнаты.

— А какую марку микрофонов Вы предпочитаете?

— Прежде всего, в качестве микрофонов в студии для гитар я обычно использую Neumann U87. Также у меня есть другой микрофон модели Neumann Tube – они хороши для записи вокала. Для вокала также подойдет любой хороший конденсаторный микрофон, например, AKG – они также делают неплохие микрофоны. Вы можете получить хороший звук на AKG 414 – они не такие дорогие, но при этом позволяют добиться хорошего звучания вокала. А с электрогитарами я обычно использую Shure SM57. Я также пробовал разные другие модели, находясь в студиях – где инженеры приносят все эти модные микрофоны… В сущности же, вы просто ставите SM57 перед тем местом, где вы получаете наилучший гитарный звук, и обычно оно сразу звучит хорошо, вам ничего не надо делать с этим. Так что, это просто самое подходящее для гитар, знаете ли.
А за барабанами я использую всяческие типы барабанных микрофонов.

— Вы играете на барабанах?

— Я? Немного, совсем немного. Я умею играть, но мои дети так бы не сказали (улыбается). Они смеются надо мной, когда я играю на барабанах. Но я немного умею играть. Майкл и Стивен оба умеют играть, и Пол.

— Да, мы достаточно видели их игру в роликах на Youtube ;). И, между прочим, недавно мы увидели в них также картину Битлз, которую презентовали Вам 2 года назад…

— Ах да, на стене студии?

— Да, на стене студии. Мы были очень горды этим, так что спасибо Вам большое за оказанную честь!..

— Имеете ли Вы в своей коллекции какие-то струнные инструменты помимо гитар?

— Да, у меня есть мандолина и укулеле… У меня есть одна из таких штуковин, которую мне подарили в Монголии, типа виолончели, но квадратная – но я все равно не умею на ней играть. Также у меня есть испанские классические и акустические гитары, стил-гитары, все виды гитар.

— А банджо?

— Нет, банджо у меня нет. У Пита [Спенсера] есть банджо, он играет на нем. На самом деле, я не увлекаюсь банджо.
Также у меня есть кларнет, одно время я поигрывал на нем, но теперь уже всё забыл – с тех пор прошло много времени.

— На предыдущих двух альбомах Вы использовали губную гармонику, это звучало и вправду здорово!

— В действительности я не очень хороший исполнитель на губной гармонике. Если бы рядом был кто-то, кто хорошо играет, я бы взял его для записи. Но если рядом никого нет, чтобы это сделать – о’кей, тогда я сам сделаю. Потому как, мой стиль игры – это скорее что-то больше похожее на фолк-стиль, типа Боба Дилана и т.п., чем на блюзовую гармонику.

— Не планируете ли Вы использовать губную гармонику на Ваших будущих записях?

— Да нет, я вообще никогда не планировал её использовать заранее. Это всегда получалось случайно. Ну, вроде я думал: “Что я могу сюда добавить?” И дальше: “Это звучит так, словно здесь нужно что-то типа… Здесь не нужна гитара, здесь не нужно то или это, я думаю, только губная гармоника может сделать это”. Или же, когда мне нужно было нечто подобное, нечто более расслабляющее. И затем я играл на ней, потому как рядом больше не было никого, кто мог бы это сделать…

— Крис, считаете ли Вы себя перфекционистом в студии? Я имею в виду, Вы обычно заканчиваете запись, будучи довольным тем, как Вы спели или сыграли?

— Это хороший вопрос. Я думаю, порой я могу походить на перфекциониста, стараюсь им быть. А потом порой дохожу до момента, когда я думаю – “это нормально”, но впоследствии жалею, что не переделал это. Так что, по правде говоря, я не был перфекционистом, т.к. не мог работать над этим дальше, знаете ли. Порой я весьма доволен тем, что я сделал, а порой на самом деле расстроен, но, знаете, в действительности, записанное никогда не звучит так, как я слышу это в моей голове. Так что, это может быть и так, и этак – иногда мне всё нравится, иногда нет.

— И когда Вы переслушиваете материал на следующий день, Вы можете принять решение переделать это?

— Да, я и поступаю так. И иногда ты меняешь что-то, а потом думаешь, что не надо было бы этого делать, ты хочешь вернуться к предыдущему варианту. Ну, и то же самое с микшированием – однажды ты делаешь микс, и это звучит великолепно. Потом, когда ты вновь обращаешься к прослушиванию, то думаешь – “не совсем то, что надо, не правда ли?”. И затем ты переделываешь это снова и снова, ты можешь с концами исчезнуть в этом, потому что движешься вперед-назад, вперед-назад… Знаете, некоторые из лучших миксов, которые я когда-либо делал, были сделаны просто с лёта. Так как порой я прохожусь по песне всего пару раз, и – готово, я ухожу, и на следующий день прихожу, слушаю её и думаю: “Вау! Это звучит здорово в том виде, как оно есть, я не собираюсь больше ничего с этим делать”. Так как порой ты можешь играться с песней слишком долго, а в итоге она будет звучать отвратительно.

— Какая окружающая обстановка является идеальной для Вас, чтобы писать песни – студия, природа, или диван, наконец?

— Не существует реально какого-то одного идеального места. Это может быть что угодно. Я писал песни в студиях, и это выходило в итоге хорошо – порой между чем-нибудь, пока что-то делалось в аппаратной, и я был в ожидании, пока они что-то там установят. Порой я выхожу и играю на фортепиано – мне нравится это звучание их инструмента, так как в больших студиях всегда великолепно звучащее фортепиано. И иногда я могу сразу ухватить идею и затем написать песню по ней. Или иногда, сидя в комнате за студией, в ожидании, просто находясь там в перерывах, я писал песни – бывало и так. Случалось, я писал песни, будучи в ванной. Или вдруг среди ночи я просыпался с песней в голове, и думал – уже есть такая песня, или я только что придумал её? Словно бы песня тебе приснилась. Мне приснилось, что я был в ситуации, когда кто-то играл мне песню. И я проснулся, помня её. И тогда мне пришлось встать с постели и напеть её на магнитофонную ленту… Так что, это может быть любая ситуация, знаете ли. Но обыкновенно это происходит, когда я сажусь с гитарой и говорю – о'кей, теперь я попробую написать какие-то песни…

— Писали ли Вы песни, находясь в туре?

— Да, иногда. Не в последнее время, но раньше это бывало, да. Я даже писал песни в самолетах, просто сидя в самолете и слушая его гул… (показывает и смеется)

— Теперь несколько личных вопросов от фанов.
        Какой Ваш любимый парфюм?

— Я уже как-то однажды отвечал на этот вопрос немецкому фан-клубу. Я всё время пользуюсь Eau Savage, и я думаю, все уже знают это сейчас. Он остается моим любимым уже долгое время. Мне не нравится всё остальное, что пахнет всегда слишком сладко, так что это хорошо для меня.

— Есть ли у вас татуировка, или хотели бы Вы когда-либо её сделать?

— Нет, у меня нет никаких татуировок. Однажды я думал вытатуировать немного волос у себя на груди, но потом передумал (смеется). Нет, на самом деле я никогда не собирался этого делать.

— Мы знаем Вас как певца, как замечательного артиста и очень доброго и дружелюбного человека. А какой Вы как отец?

— Ну, в эти дни, сейчас это уже всё по-другому, потому что, видите ли, мои дети уже все взрослые. И это не одно и то же – быть отцом сейчас и тогда, когда они были маленькими. Я полагаю, я был порядочным отцом. Ведь временами я был вдали от дома очень часто, так что… Порой меня не было рядом с ними, что досадно. Но был период – особенно с Майклом, Стивеном и Сюзан – между 1988 и 1994 годами, когда я не ездил в туры, поэтому не отлучался из дома так часто. И я был вместе с ними почти всегда и во всех занятиях – в школьных играх, школьном спорте, во всем. Так что, я думаю, тогда было всё нормально. Я был любящим отцом, особенно когда дети были маленькими, я в самом деле обожал их, делая для них всё. Так что я был очень любящим, очень сентиментальным, очень мягким. Но в то же время я также мог быть и довольно строгим и жёстким.

— А сейчас?

— А сейчас они не обращают внимания на мои слова, что бы я им не говорил, не обращают внимания на меня совсем (смеется)… Нет, сейчас всё по-другому, сейчас они взрослые, и отношения изменились. Знаете, у детей бывает период, когда они становятся тинейджерами, они проходят через этот период в 15-18 лет. И тогда у вас появляется масса проблем с ними – вы постоянно твердите: “делай это, не делай это, что ты делаешь, почему ты делаешь…”. Тогда это непросто. Но постепенно, по мере того, как они проходят этот возраст, вы переходите к другому типу отношений, отличному от предыдущего. Итак, когда детям около 13-14, у вас одни отношения, а после того как им 18 и более – другие, и я сейчас в этом периоде. Так что сейчас у нас другие взаимоотношения, больше похожие на дружеские и равноправные. Я могу говорить с Майклом, Стивеном, Сюзан, Полом и Шэрон как с равными. И чем старше они становятся, тем больше вы получаете ровню себе, знаете ли. Я до сих пор стараюсь передавать им любой свой опыт по любым вопросам, но я не знаю, слушают они меня или нет. Но это нормально. И, в любом случае, я люблю их, какое бы решение они не принимали.

— Какой день в Вашей жизни был самым счастливым?

— Я не знаю, на самом деле, это действительно очень трудно сказать. Потому что я бы мог сказать, что самым счастливым был день, когда я смотрел, как рождались мои дети, но опять же их было так много. Поэтому это не был только один счастливый день, знаете ли. И если я скажу, что самым счастливым днем был день, когда я смотрел как рождается Сюзан, то это будет несправедливо по отношению к Майклу или Стивену. Так что, я не могу сказать так. Но вероятно это было что-то из этого, всё это было замечательно. Это не имеет никакого отношения к музыке, по правде говоря. Я имею в виду, что у меня конечно были счастливые дни, связанные с музыкой. Но самые счастливые дни скорее бывают связаны с какими-то личными делами.

— Крис, что Вам нравится, а что нет в поведении публики на Ваших концертах? Вы можете использовать эту возможность, чтобы прояснить это для фанов… :)

— Это различается в разных местах, странах. Например, в Германии сейчас есть такая манера у фанов – вскакивать с мест немедленно, как только я выхожу на сцену. Они все собираются и встают перед сценой, и это портит жизнь всем остальным, кто остается сидеть, особенно в первых рядах, это их злит. Что понятно, так как они заплатили что-то около 40 Евро за билет, и при этом они ничего не видят, с первых же минут. Так что, это мне действительно не нравится. Я люблю, когда люди встают с мест, поймите меня правильно, мне это нравится. Но мне кажется, что будет лучше, если они подождут, пока концерт не разовьется, когда уже каждый зритель будет в настроении, чтобы подняться.

— Значит они должны подождать, пока Вы, как обычно, не подадите им знаки?

— Да-да, я думаю, что тогда этот момент наступил. Потому что, к этому времени все зрители могут начинать подниматься и немного танцевать, так что никто не собирается уже сидеть… Я знаю про себя – если я иду на концерт, то я не обязательно хочу сразу же подняться с места и начать танцевать или что еще. Я хочу проникнуться, погрузиться в атмосферу, наслаждаться этим… А затем уже, если это начнет мне особенно нравиться, возможно затем я поднимусь, повеселюсь и т.д. И я думаю, это надлежащий способ это делать. Это первое.

Другое, что раздражает, когда ты только выходишь на сцену – это не происходит очень часто, но время от времени – когда ты выходишь на сцену и только начинаешь впервые говорить… Я никогда не начинаю говорить, пока не исполню 3-4 песни в любом случае. И вот я говорю “Привет, добрый вечер…”. И как только я начинаю говорить в аудиторию, прежде чем я успеваю установить какое-то подобие отношений с ней, кто-нибудь уже что-то выкрикивает!.. И я думаю – “подождите же, дайте мне секунду!”. Вы можете сделать это попозже, я не против, чтобы было немножко подшучивания, знаете ли. Но делать это порой немедленно!… В частности, такие выкрики – это обычно требования исполнения какой-то песни прямо сейчас. Ты только исполнил 3 песни… ты говоришь “привет, добрый вечер, как дела”, и тут дикий крик – “Living next door to Alice!”, и ты думаешь – “О Боже, дайте же мне шанс!”... Обычно это происходит, когда люди пьяны, иначе ни бы так не поступали.

— Я думаю, Вы в совершенстве умеете ладить с аудиторией, управлять ею, в этом Вы великолепны.

— Ну, вот иногда это тяжело, это становится трудным, если вам не предоставляется возможности просто установить контакт и всё остальное, тогда это непросто.

— А что насчет положительных вещей от публики?

— Я хочу сказать, что большая часть – это положительное. Это я просто пытался в течение долгого времени найти то, что могло бы быть улучшено. Но большая часть из этого положительная. Имею в виду тот факт, что они приходят на концерты, тот факт, что им так нравится музыка, что они слушают, они танцуют и они поют, они погружаются в это, это так замечательно. Я хочу сказать, что в целом всё это чудесно, знаете ли.